Исследовательская лаборатория: КРЫМСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

О переводе на русский язык эмоциональных оборотов американской стенографии второго пленарного заседания Крымской Конференции.

                                                                            Самойлова Элина, КГУ (г. Ялта)

                                                                           Актуальность: Отметим, что речь является важным информативным сигнализатором при оценке эмоционального состояния лица, в частности его эмоциональной напряженности, проявляющейся в особенности выбора слов, специфике стилистического построения высказывания. Всем известно, что речевое поведение человека служит индикатором его общей эрудиции, особенностей интеллекта, мотивации поведения и эмоционального состояния. По нему можно также определить эмоциональную напряженность человека, которая проявляется в выборе слов и стиле построения фраз. 

Таким образом, проанализировав речь Франклина Рузвельта, Премьер Министра Уинстона Черчилля и Маршала Иосифа Виссарионовича Сталина с точки зрения эмоциональности, можно понять многое об их эмоциональном состоянии на момент конференции и их отношении к тем или иным фактам.

В период с ноября по март 2014 студентами Крымского гуманитарного университета специальности иностранной филологии был выполнен перевод оригинального американского текста Крымской Конференции. На втором этапе работы, основываясь на полном сборнике документов «The Yalta Conference, February 4-11, 1945», студентами было произведено выборочное сравнение перевода со сборником документов «Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» под редакцией А.А. Громыко. В результате проделанной работы было выявлено множество различий переводов слов, словосочетаний и фразеологических оборотов Президента Франклина Рузвельта, Премьер Министра Уинстона Черчилля и Маршала Иосифа Виссарионовича Сталина. В частности, в сборнике документов под редакцией Громыко можно заметить, что все эмоции участников  конференции опускаются, т. е. переводчик не заостряет своего внимания на эмоциональной стороне слов участников конференции. Все эмоциональные обороты, слова с эмоциональной окраской были опущены. Об этом намекает вступление к документам Крымской Конференции от главной редакционной комиссии: «В ходе подготовительной работы над сборником советские записи заседаний Крымской конференции были сопоставлены с американскими записями, а также с хранящимися в государственном архиве Великобритании английскими записями, открытыми для исследователей в начале 70-х годов. В результате были внесены необходимые исправления в русский перевод выступлений на Крымской конференции глав правительств и других представителей США и Англии».

       В данной работе мы заострим внимание на некоторых словах, словосочетаниях и предложениях с эмоциональной окраской в американском тексте Крымской конференции  и варианте его перевода на русский язык. .

Среди всех переговоров, которые проходили во время Крымской конференции, следует выделить второе пленарное заседание, состоявшееся  5 февраля 1945 года в 16 часов. Это заседание было изначально наиболее эмоционально значимым, что обусловлено тем, что на повестку дня в этот день были вынесены наиважнейшие вопросы, интересующие представителей трех стран. Здесь участники конференции увлеченно обсуждали и спорили о таких вопросах, как  разделение Германии, безоговорочная капитуляция Германии, военные репарации, вопрос о будущем немецкого народа и его идеология. Также представители трех стран обсуждали вопрос о предоставлении Франции зоны оккупации и возможном ее участии в механизме контроля Германии.

Маршал Сталин настаивает на том, чтобы члены антигитлеровской коалиции немедленно решили вопрос, как именно будет разделена Германия. На что Президент и Премьер Министр неоднократно отвечали, что этот вопрос требует тщательного изучения и на данном этапе решить его невозможно.

И так, рассмотрим некоторые примеры из текста конференции.

Пожалуй, самым эмоциональным участником конференции был Маршал Сталин.

Marshal Stalin said that he did not think that the question of dismemberment was an additional question, but one of the most important. [c. 614]

Маршал Сталин сказал, что не считает вопрос о разделении Германии дополнительным, он считает его одним из наиболее важных.

Marshal Stalin said there was no question of making the decision public. [c. 615]

Маршал Сталин сказал, что ни в коем случае нельзя выносить это решение публично.

In fact, he added, would it not be wise to add a clause to these terms saying that Germany would be dismembered, without going into any details? [c. 613]

На самом деле, разве не мудрым было бы просто добавить к условиям пункт о том что Германия будет расчленена, не углубляясь ни в какие подробности?

Marshal Stalin he said that he associated himself with the views of the President. [c. 612]

Он сказал, что присоединяется к взглядам Президента

He inquired whether the time had not come to make a decision on the dismemberment of Germany.

Он спросил, разве не пришло время решить вопрос о расчленении Германии

Marshal Stalin said he wished to put a question in order to ascertain exactly what the intentions of the three governments are. [c. 615]

Маршал Сталин сказал, что хотел задать данный вопрос, чтобы убедиться точно о намерениях трех правительств.

Marshal Stalin replied that this was not the case, since during the visit of General De Gaulle the French had made it quite plain that they intended to annex permanently the territory up to the Rhine. [c. 616]

Маршал Сталин ответил, что дело не в этом, так как во время визита Генерала де Голля, Франция четко выразила свою точку зрения о том, что они намереваются навсегда присоединить всю территорию к Рейну.

Marshal Stalin said he fully appreciated the necessity of a strong France, which had recently signed a treaty of alliance with the Soviet Union. [c. 617] 

Маршал Сталин сказал, что прекрасно понимает необходимость сильной Франции, которая недавно подписала договор о союзе в Советским Союзом.

Что касается Президента Франклина Рузвельта, то его речь была менее эмоциональна, однако иногда он тоже использовал эмоционально окрашенные обороты.

The President said that in his view he thought it would be a great mistake to have any public discussion of the dismemberment of Germany as he would certainly receive as many plans as there had been German states in the past. [c. 614]

По его мнению, сказал он, было бы большой ошибкой выносить на публичное обсуждение вопрос о разделении Германии.

The President said that in his view he thought it would be a great mistake to have any public discussion of the dismemberment of Germany as he would certainly receive as many plans as there had been German states in the past. [c. 614]

По его мнению, сказал он, было бы большой ошибкой выносить на публичное обсуждение вопрос о разделении Германии.

The President said that he shared Marshal Stalin’s idea of the advisability of informing the German people at the time of surrender of what was in store for them. [c. 615]

Президент сказал, что разделяет идею Маршала Сталина о целесообразности информирования народа Германии о том, что его ждет во время капитуляции.

The President He said that we had lent over ten billion dollars to Germany and that this time we would not repeat their past mistakes.

Он сказал, что они заняли Германии более десяти миллиардов долларов, и что на этот раз они не повторят ту же ошибку.

Речь Уинстона Черчилля – речь истинного аристократа, однако и он довольно часто использует в свои речи эмоциональные обороты.

In fact, he added, if he were asked to sate here how Germany should be divided he wouldn’t be in a position to answer. [c. 612] Personally I feel that…[c. 612]

К тому же, добавил он, если бы его сейчас спросили о том, как разделить Германию, он не смог бы найти ответа на этот вопрос.

The Prime Minister replied, that in that case we would present the terms of surrender, but if Hitler or Himmer should offer to surrender unconditionally the answer was clear – we would not negotiate under any circumstances with any war criminals and then the war would go on. [c. 613]

Премьер Министр ответил, что в данном случае мы представим условия капитуляции, но если Гитлер или Гиммер будут капитулировать безоговорочно, ответ очевиден – мы не под какими обстоятельствами не вступим в переговоры с преступниками, иначе война продолжится.

The Prime Minister remarked that there was no need, in his opinion, to inform the Germans of our future policy – that they must surrender unconditionally and then await our decision.

Премьер Министр отметил, что нет необходимости, считает он, сообщать немцам о нашей будущей политике, они обязаны безоговорочно капитулировать, а затем ждать нашего решения.

The Prime Minister said that he did not feel it possible to discuss possible frontiers as they were considering only the zones of temporary military occupation. [c. 616]

Премьер Министр сказал, что не считает возможным обсуждение вероятных границ, так как это всего лишь зоны временной военной оккупации.

The Prime Minister pointed out that the occupation of Germany might be a long one and that the British Government was not sure that it could bear the burden alone for an extended period and that French might be able to be of real assistance in this matter. [c. 616] 

Премьер Министр отметил, что оккупация Германии, возможно, будет длительным процессом и что правительство Британии не уверенно, что сможет долго нести такую ношу в одиночку, и что Франция могла бы очень сильно помочь в этом деле.

The Prime Minister replied that he felt that this brought up the whole question of the future role of France in Europe and that he personally felt that France should play a very important role. [c. 617] 

Премьер Министр ответил, что это подняло целую тему о будущей роли Франции в Европе и что лично он считает, что Франция будет играть большую роль.

The Prime Minister replied that every nation had had their difficulties in the beginning of the war and had made mistakes. [c. 618]

Премьер Министр ответил, что у каждой страны были свои трудности в начале войны и что все совершали ошибки.

He recognized that the suffering which the Soviet Union had undergone in this war had been greater than any other power, but he felt that the Soviet Union would get nowhere near the sum which Mr. Maisky had mentioned from Germany.  He said that at the end os the last war the Allies had also indulged themselves with fantastic figures of reparations but that these had turned out to be a myth. [c. 621]

Он заметил, что убытки, которые потерпел Советский Союз в данной войне намного больше, чем убытки любой другой страны, однако, он считает, что Советский Союз даже и не приблизится к той сумме, которую упомянул Майский. Он сказал, что по окончании прошлой войны Союзники также надеялись на фантастические суммы, однако все это были лишь сказки.......

СКАЧАТЬ ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ